«Мне близка фантасмагория Аксенова» — Взгляд

Группа «Мумий Тролль» выпустит в середине апреля новый альбом, который получил название «Редкие земли». Это отсылка к одноименному роману Василия Аксенова, памяти которого посвящен релиз. Оказалось, что лидер группы Илья Лагутенко увлечен прозой Аксенова еще со школы. В интервью газете ВЗГЛЯД Илья рассказал об эмоциональной связи с писателем, красной ртути, «Евровидении» и собственных литературных опытах.

− Довольно неожиданно – «Мумий Тролль» и Василий Аксенов. Что вас связывает?
− Началось с того, что мой школьный приятель рассказал мне об одной книге, которую читают его родители, и он тоже ее прочитал. Речь шла, собственно, о произведении Гривадия Горпожакса, то есть Аксенова и еще двух авторов. Это была, как сейчас помню, настоящая книга − не самиздат, не перепечатка. Первое знакомство состоялось благодаря ей, хотя это даже и не совсем аксеновская вещь. Потом учителя и родители узнали, что мы читаем не совсем детскую книгу…

− Это было преступление?
− Не то чтобы преступление, нас за это никто не ругал, даже очень строгая учительница русского языка. Но все удивились, что у нас не хватает времени на какие-то обязательные книжки, а на это вот хватает.

− А как к вам попали собственно аксеновские книги?
− Про них мне в какой-то момент стала рассказывать мама. Я читал и перечитывал «Апельсины из Марокко», «Остров Крым»… Наверное, «Остров Крым» больше всего запал мне в душу, произвел самое ощутимое впечатление. Мне хотелось, чтобы эта фантазия вдруг осуществилась… И так вот странно получается, что проходит время, и вымысел отчасти становится реальностью.

Были, кроме того, еще и определенные личные связи – думаю, что мой отец был знаком с Аксеновым, насколько мне известно, это был один круг людей. А моя мама родилась в Магадане, и Аксенов, который в юные годы тоже оказался в этом городе, учился в той же школе, что и она, хотя и в другое время. Такие вот пересечения.

− Судя по названию грядущего релиза, для вас оказался важным последний роман Аксенова, выпущенный при его жизни, − «Редкие земли».
− Когда он вышел, я был удивлен названием. Потому что обыгрываемая в нем тема близка мне лично. Я ведь помню, как сейчас говорят, лихие девяностые, когда половина моих друзей была увлечена предпринимательством в области красной ртути, самого дорогого редкоземельного металла. Вокруг этого выстраивалась целая философия жизни – мол, если продать совсем чуть-чуть красной ртути, то сразу получаешь очень много, жизнь меняется, и ты попадаешь в какую-то параллельную реальность. Именно поэтому у нас в свое время вышла пластинка под названием «Точно ртуть алоэ», что для меня, собственно, и означает «красная ртуть», как бы «ртуть алая».

− Сам Аксенов говорил, что «Редкие земли» − роман о людях, которым был дан шанс определить лицо времени, сформулировать идею нового века, но государство их предало. А как восприняли книгу вы?
− Не все произведения Аксенова были мне близки, особенно не все последние. А в «Редких землях» я увидел некоторый, что ли, творческий ренессанс писателя – он снова смог с юмором и с определенной долей здравой фантазии посмотреть на вещи, которые происходили в конкретный период времени. И мне лично очень близка эта фантасмагоричность реальной жизни, та же самая, что, например, в романе «Остров Крым». Для меня «Редкие земли» были, если хотите, таким сиквелом «Острова Крыма». Но только в новом романе все происходящее было связано не с той жизнью, которую я не видел и не знал, а с той, которая мне хорошо известна. Я ее сам прожил, находясь в самом ее центре, в самом пекле. И многие персонажи книги показались мне знакомыми. В ней выведены очень узнаваемые факты и образы. С тем, что там описано, у меня связаны ностальгические воспоминания о том, что было десять лет назад.

− Вы знали Василия Аксенова лично?
− Нет, нам так и не довелось встретиться. Я знаю, что планировались какие-то телевизионные торжества в связи с юбилеем писателя, и вроде бы нам от Аксенова передавали личное приглашение, просьбу там выступить. Может быть, и хорошо, что это не состоялось и что связь с Аксеновым осталась для меня такой же, как была – чисто эмоциональной.

− Вы говорили, что диск собран из песен разного времени, написанных на протяжении последних десяти лет. Все ли песни, которые выйдут на «Редких землях», до сих пор оставались неизвестными слушателям?
− С одной стороны, я могу сказать, что они все неизвестные. С другой – есть какой-то очень внимательный и близкий к группе контингент, включающий родственников и друзей, и он в курсе того, чем мы занимаемся. За десять лет сложился круг поклонников, которые для нас почти как семья − они знают слова всех песен и все их варианты лучше меня самого. Они помнят то, о чем я сам забываю.

− Но, наверное, некоторые песни, вошедшие в «Редкие земли», все-таки исполнялись на концертах?
− Что-то, действительно, исполнялось, что-то – никогда, что-то существовало в студийных версиях, к которым мы потом не возвращались. Какие-то вещи были написаны давно и ждали своего часа, какие-то появились совсем недавно. Это ни в коем случае не сборник архивных записей, а знакомый всем «Мумий Тролль», в котором, однако, для внимательного слушателя будет что для себя открыть.

− Легко ли этот разнородный материал сложился в полноценный альбом? Ведь у альбома должна быть определенная внутренняя логика.
− Она здесь есть. Я в этом смысле старорежимный человек, для меня всегда важно, в какой последовательности идут песни. Скажу честно, что на этом альбоме могло бы быть и что-то еще, но в процессе прослушивания мы все же пришли к итоговой выборке из четырнадцати композиций, которая по замыслу должна органично звучать от начала до конца. Там, между прочим, есть и чисто инструментальные вещи, которыми «Мумий Тролль» никогда особенно не был известен. Мы их играли на концертах, использовали в каких-то специальных проектах, но в целом они как-то незаслуженно проходили мимо внимания публики. Скажем, композиция с несколько патетическим названием «На перекрестках судьбы» звучала в кульминационной сцене фильма «Дневной дозор». Многие, наверное, думают, что это какие-то композиторы написали, а на самом деле нет, это мы. Вроде бы просто такое инструментальное вкрапление, но я думаю, что эта мелодия сама по себе довольно интересная, значимая.

− А кто пишет инструменталы? Вы?
− Я вместе с группой. Это мелодии, которые я напеваю, а музыканты аранжируют.

− Не так давно вы сами выпустили книгу – травелог-автобиографию «Книга странствий: мой Восток». Как возник этот замысел?
− Я, признаюсь вам честно, никогда не бредил идеей блеснуть на литературном поприще. Три небольших рассказа я написал в детстве, два из них до сих пор помню чуть ли не наизусть. Один, про космические войны, назывался «Семицветная палочка», а второй был про пиратов. На этом я закончил свои литературные опыты. На предложения поучаствовать в подготовке биографических книг о «Мумий Тролле» всегда отвечал с усмешкой. Потому что казалось, что время еще не пришло или что это должен делать кто-то другой, точно не я. Но представители издательства «Жук», в итоге выпустившего «Книгу странствий», убедили меня, что не надо думать об этом слишком серьезно. Они нашли нужную повествовательную форму. Это даже не истории, которые я рассказываю о своих путешествиях, а как бы ответы на вопросы друзей о том, где я был и что делал, пока они меня не видели или до того, как мы познакомились. Возникла идея сделать из этого иллюстративную историю, в которой были бы Восток, Запад, Север и Юг. Но без жесткой привязки к компасу, а с привязкой к личным впечатлениям. А поскольку я вырос во Владивостоке и бОльшую часть жизни, формально говоря, провел там, то с Востока решили и начать. Не могу сказать, что полностью удовлетворен результатом. Наверное, это должна быть более информативная вещь − книга, где есть сведения, которые могут оказаться полезными для тех, кто интересуется не только моими песнями.

− Так книга все-таки больше про вас или про те места, где вы побывали?
− Мне бы хотелось, чтобы в итоге было больше про эти места и то время, когда я там бывал. Но, с другой стороны, раз уж это я, то это я. Потому что сухие путеводители, непонятно кем написанные, мне самому читать неинтересно, и непонятно, насколько я могу им доверять. А когда есть конкретное лицо – неважно, близко оно читающему или нет, − все выглядит по-другому. И дело не в уровне фотографий и не в качестве печати. На самом деле, я стал об этом задумываться только после выхода первой книги, потому что все спрашивают – а почему сделано так, а не этак? И мне теперь приходится задним числом придумывать, почему и как. А когда книга задумывалась, то никакой особой концепции не выстраивалось – о чем помнишь, о том и говоришь.

− Насколько я понимаю, планируется сделать еще три книги про остальные части Света.
− Да, так предполагается. Про Север я уже знаю. Там, наверное, будет меньше текста и больше фотографий, потому что Север ведь безмолвный. Север для меня – это места, где есть снег. Москва, скажем. Или вот, например, несколько лет назад мы всей группой были в Гренландии, выступали там. Эта поездка оказалась одним из самых запоминающихся эпизодов в нашей гастрольной деятельности. На тот момент, когда мы там появились, мы были второй группой за всю историю, которая посетила это место. Первой, говорят, была группа Slade, потом собиралась приехать группа Blur, но их не устроило количество проданных билетов. А мы на продажу билетов внимания не обращали, просто подумали – когда мы здесь еще окажемся? Мы там были зимой, в феврале, и гостили чуть ли не неделю, потому что самолет из Дании в Гренландию летает не каждый день. Путешествие это напомнило мне сцену в кафе из фильма «Звездные войны» − кругом столь же разнородные по виду люди. Лыжники-экстремалы, японские туристы, охотники-эскимосы, и вот, пожалуйста, русские музыканты с гитарами… В книжке «Север», над которой я сейчас работаю, будет и про Гренландию, и про Камчатку с Чукоткой, и про Канаду, и про северные американские штаты, где мы побывали в ходе нашего тура.

− Кстати, какие у вас впечатления от американских гастролей? И вносите ли вы изменения в репертуар, выступая за границей?
− Ну, некоторые песни исполняем с вкраплениями английского. К публике я там обычно обращаюсь на нескольких языках в зависимости от конкретного места. США – страна многонациональная. Все понимают по-английски, многие владеют испанским, те, кто знаком с группой «Мумий Тролль», в большинстве своем знают русский… А в Чикаго, например, живет много литовцев. Так что там можно выходить и говорить «labas vakaras», и это вызовет более оживленную реакцию, чем «добрый вечер» или «good evening». В Америке мы играем в основном вещи с наших последних двух альбомов, потому что они там официально выходили. И, как ни странно, эти песни оказались востребованы в сегодняшней Северной Америке.

− Старые песни там знают?
− Публика, знакомая с «Мумий Троллем», их помнит. Там вообще очень интересный контингент слушателей. Многие воспринимают нашу музыку совершенно иначе, чем те, кто живет в России. Есть люди, которые нас никогда не видели, но все равно выбрали наши песни, и вовсе не благодаря рекламе или чему-то подобному.

− Эмоциональный отклик такой же, как в России?
− В России мы имеем определенный ветеранский – в кавычках – статус, просто потому что на протяжении десяти лет мы в нашей стране активно работали, выпустили восемь номерных альбомов, не переставали ездить, давали по сотне концертов в год, а это по концерту в неделю как минимум. Здесь мы уже старые знакомые. А в Америке мы совсем зеленая, молодая группа, поэтому, если говорить о дне сегодняшнем, то отклик там, может быть, даже более положительный.

− Премьера одной композиции с «Редких земель» − песни «Смог», построенной на морских образах, − состоялась на «Нашем радио» и на телевидении 23 февраля. Что для вас значит этот праздник и как вы вообще относитесь к всенародным праздникам?
− Люблю. Все-таки я – мальчик, выросший в Советском Союзе. В отношении всех этих праздников – 23 февраля, 1 мая, 8 марта – ты уже подчас не отдаешь себе отчет, что это такое и какая там идеологическая концепция. Просто 23-го девочки поздравляли мальчиков, а 8-го мальчики поздравляли девочек. А 1 мая все просто шли на демонстрацию и как бы отмечали близкий приход лета. Праздники должны быть, они формируют структуру года. Что касается музыкантов, то тут все несколько иначе. Часто оказывается, что всеобщее праздничное время – сезон, когда у тебя праздника нет, и наоборот. Но в целом у меня к ним очень положительное отношение. Вся жизнь, к сожалению, не может быть праздником, но, по крайней мере, я бы хотел дарить людям праздничное настроение на каждый день.

− В 2001 году вы представляли Россию на «Евровидении». Сейчас ситуация в каком-то смысле аналогична тогдашней, потому что на этот конкурс от России опять едет молодая нестандартная группа – музыкальный коллектив Петра Налича. По-вашему, это выигрышный вариант для формата «Евровидения»?
− А где оно в этот раз будет проводиться?

− В Осло.
− О, так я уже могу сказать, что провести время в Норвегии – это в любом случае хорошо. Там, кстати, очень интересная музыкальная культура, развита электронная музыка… Кто бы туда ни поехал, он в принципе интересно проведет неделю своей жизни. Что же касается «Евровидения», то оно, как я вижу, все больше тяготеет к каким-то визуальным формам. Собственно от песни мало что остается – есть некая комбинация из песни и целого набора эффектов, которые ты должен показать за короткое регламентное время. Кроме того, ты не можешь предугадать, что будут делать остальные участники. Не факт, что каждая страна не пришлет своего Налича, и тогда конкурс превратится в некий фестиваль авторской инди-песни. Поэтому выиграет, условно говоря, тот, кто приедет на коньках.