«Глобус Владивостока» — Русский Журнал

Глобус Владивостока

От редакции. Алена Чурбанова продолжает беседовать с молодыми и немолодыми писателями, разбросанными по всей русской ойкумене. Ранее мы опубликовали беседы с Андреем Ивановым , Владимиром Лорченковым , Евгением Абдуллаевым .

Василий Авченко родился в 1980 году. Живет во Владивостоке. Окончил факультет журналистики Дальневосточного государственного университета (2002), работал в газетах «Ежедневные Новости», «Дальневосточный учёный», «Владивосток» и др. В 2009 году опубликовал в издательстве « Ad Marginem » документальный роман «Правый руль» о Дальнем Востоке и подержанных японских автомобилях, высоко оцененный критикой и вошедший в лонг-лист премии «Большая книга», в шорт-листы премий «Национальный бестселлер» и «НОС». В 2010 году выпустил беллетризованную энциклопедию-путеводитель «Глобус Владивостока». Г отовится к публикации написанная совместно с Ильей Лагутенко книга «Владивосток-3000».

* * *

Русский журнал: Василий, я знаю, что скоро выходит ваша совместная с Ильей Лагутенко книга «Владивосток-3000». Расскажи, в чем особенность этой книги и как возник ее замысел?

Василий Авченко: Идея принадлежит Илье Лагутенко – он человек очень, как говорится, креативный и, что очень важно, всегда подчёркивает своё владивостокское происхождение. Во Владивостоке он провёл детство, юность, отслужил на флоте, создал группу «Мумий Тролль», которая первоначально называлась «Муми Тролль», и т. д. Теперь вот решил написать о родном городе книгу и пригласил меня в соавторы. Это фантастическая повесть (вернее, даже киноповесть – в перспективе не исключена экранизация) – жанр новый и для Ильи, и для меня. В ней идёт речь как о Владивостоке реальном, о котором в 90-е была написана знаменитая композиция «Владивосток-2000», так и о некоем параллельном «Владивостоке-3000» — Тихоокеанской республике, государстве военных моряков, существующем отдельно от всей остальной России. Утопия? Вызов? Метафора Владивостока как отдельной планеты? И то, и другое, и третье. В этом тексте много подтекста, много зашифрованных владивостокских мифов. Они могут быть связаны с чжурчжэнями или удэгейцами, с тиграми и «летающими людьми» на священной сопке Пидан, с нашими военно-морскими «летучими голландцами», с подводным тоннелем на остров Русский… С чем угодно. Какие-то из этих мифов имеют под собой реальную основу, какие-то – нет, но это всё уже не важно.

РЖ: Ты как-то сказал, что «сибиряки и дальневосточники — люди одной крови». Известно, что сейчас в Сибири имеются сепаратистские настроения, в частности во время переписи некоторые даже указывали в графе национальность «сибиряк» и.т.п… Как с этим дело обстоит на Дальнем Востоке?

В.А.: Да, это мы с Мишей Тарковским обсуждали… Тут главное что: между иными городами Дальнего Востока и Сибири – две, три, четыре, пять тысяч километров. Но есть и какое-то безусловное родство. Несмотря на огромные расстояния, пустые пространства, на то, что я ни разу не был, скажем, в Томске, Дудинке или Анадыри, я чувствую всё это фантастически огромное и разнообразное пространство как близкое себе, понятное. А вот зауральская Россия (к западу от Урала) – уже другая. Тоже Россия, но – другая. Сепаратистские тенденции были всегда, но, скажем, в советское или царское время их уравновешивали тенденции обратные, имперские. Или, скажем, сейчас у нас все стремятся в Москву (а то и сразу за кордон) – а раньше это вполне понятное движение компенсировалось обязательным распределением молодых специалистов и т. д. Не думаю, что сегодняшние сепаратистские настроения в Сибири или на Дальнем Востоке носят сколько-нибудь серьёзный характер, но завтра или послезавтра всё может быть. Существует явное непонимание между метрополией и периферией, какие-то обиды, злость, усталость и т. д. К тому же мы слишком далеко, чтобы ориентироваться только на Москву, у нас под боком есть и иные центры влияния и притяжения. Та же Япония, давшая нам доступный современный автомобиль, тот же приграничный Китай, спасший нас в 90-е своими шмотками… Сегодня, считаю, никакого дальневосточного сепаратизма нет, а призывы на наших веб-форумах к возрождению Дальневосточной республики – не более чем фигура речи, показывающая недовольство не столько самим фактом нашей принадлежности к РФ, сколько политикой действующей власти. Но в перспективе, если сегодняшняя ситуация будет сохраняться и усугубляться, думаю, развитие сепаратистских сценариев станет вполне вероятным, и не только на востоке страны. Говорю об этом с тревогой, потому что для меня принадлежность к огромному географическому и культурному единому пространству России всегда значила и значит очень многое, в этом смысле я вполне советский человек. Несмотря на всю привязанность к правому рулю!

РЖ: Кстати, о «Правом руле». Твой дебют с этой книгой, вероятно, можно признать одним из наиболее успешных за последние годы. Чем ты сам это объясняешь? Многие считают, что современная русская литература несколько оторвана от текущей реальности. «Правый руль», наоборот, получился крайне актуальным…

В.А.: Спасибо за лестные слова. Если честно, не очень разбираюсь в механизмах успеха или неуспеха. По поводу «оторванности»… Литература большая, и это замечательно. Есть много книг, которые назвать оторванными от реальности никак нельзя. Мне ближе именно такие. Хотя на своих вкусах я никогда не стараюсь настаивать.

РЖ: Кого ты выделяешь среди современных русских писателей?

В.А.: Тут можно многих вспомнить… Прилепин. Садулаев. Сенчин. Елизаров. Михаил Тарковский и Александр Кузнецов-Тулянин. Рубанов. Шаргунов. Дмитрий Данилов. Алексей Иванов. Лев Данилкин. Можно долго перечислять. Вот ты недавно делала интервью с Андреем Ивановым – меня сильно впечатлило его «Путешествие Ханумана на Лолланд».

РЖ: Как ты мог бы охарактеризовать современный Владивосток? Что в нем от Европы, что от более близкой Азии?

В.А.: Мои владивостокские знакомые часто щеголяют выражениями вроде «мы азиаты». На мой взгляд, Владивосток всё-таки европейский город (ровно настолько, насколько Россия – европейская страна; это отдельная тема, поэтому пусть будет «условно европейский город»). В этом смысле граница между Европой и Азией проходит не по Уралу, а вот здесь, у нас, по российско-китайской, российско-монгольской, российско-корейской границам. С другой стороны, мы – город портовый, город южный (широта Сочи и Владикавказа), город морской, город, окружённый азиатскими странами, у нас в тайге водятся тигры и растут лианы, в море заплывают акулы и фугу, в речках плавают змееголовы и черепахи… Странновато для европейского города, да? Вот в этом сочетании для меня – главная прелесть Владивостока. В Азии, но в Европе; у моря, но на суше; на юге, но на севере, если учесть некоторые наши погодные особенности; в России, но в особой, совершенно неповторимой и волшебной России. Я безумно восхищаюсь нашими первопроходцами, которые в своё время пошли вдруг на восток, в Сибирь – зачем? Им земли, что ли, не хватало 300–400 лет назад, этим ребятам — Хабарову, Пояркову, Дежнёву? Не знаю. Но вот — пошли и дошли до самого Тихого океана. С ума можно сойти, если вдуматься.

РЖ: Я знаю, что в твоей книге «Глобус Владивостока» есть краткий разговорник «уникального сленга жителей Приморья» . Можно парочку примеров таких слов? На основе чего формируется этот сленг?

В.А.: Книжка «Глобус Владивостока», которую мы тут во Владе издали в прошлом году, имеет подзаголовок-расшифровку: «краткий разговорник-путеводитель, сочинённый для иноязычных и инопланетных». Тут и сленг, и культовые точки, и фирменные блюда, и такие неожиданные фигуры, как, скажем, лейтенант Шмидт, Юл Бриннер, Семён Будённый и Даниил Хармс, тоже каким-то образом связанные с Владивостоком… Город у нас молодой – 151 год всего. Поэтому «многовековых традиций» или, скажем, диалектных «оканий» с «аканьями» у нас нет. Город морской, вольный, полный авантюристов, офицеров, рыбаков, иностранцев – вот, наверное, из всего этого и складываются какие-то речевые особенности. Причём я даже не утверждаю, что они присущи только Владивостоку: какие-то отголоски наших словечек можно отыскать в других дальневосточных городах, много общего легко найти с городами Сибири, а может, и с далёкими портами вроде Калининграда…

Что касается примеров, то пожалуйста. Скажем, «бичхолл», или «зубатка» с «малороткой», или «гостинка», или «пацаны с Чуркина», или «увезти на Горностай», или «черностой», или «очкуры», или «люди с кондитерской фабрики», или «Набка», или «милкис» с «пян-се», или «рыба» со «штукой», или «Сунька», или «Тетюхе», или «третья смена», или «химарь», или «халулаевцы» — тебе всё из перечисленного понятно, Алёна? Если всё, значит, имеешь полное право претендовать на владивостокскую прописку!

В переводе с владивостокского

Бичхолл – гостиница или любое место, где живут моряки между рейсами, также употребляется в переносном смысле.

Зубатка, малоротка – разновидности тихоокеанской корюшки. Также зубаткой называют «тойоту-корону» конца 80-х – начала 90-х.

Гостинка - национальное владивостокское жилище. Бывает с кухней и без, с ванной стоячей и сидячей, площадью от девяти до 18 метров. Самое дешёвое жильё с самыми весёлыми соседями (из-за этого гостинки также именуются «хихишниками»). Фигурирует в фильме Николая Хомерики «Сказка про темноту».

Чуркин - район города на южном берегу бухты Золотой Рог, наследующий традициям нью-йоркского Гарлема и лондонского Ист-Энда.

Горностай – посёлок на глухой окраине Владивостока, где до последнего времени располагалась жуткая дымящая городская свалка. «Увезём на Горностай» — популярная угроза.

Черностой — Toyota Mark II середины 80-х годов выпуска. Назван так по характерному чёрному цвету задних кузовных стоек. Излюбленная «боевая машина братвы» в 90-е.

Очкуры — всякие подворотни, зады, узкие проходы, тёмные улочки, овраги, которыми можно альтернативно (быстрее, но сложнее, грязнее и опаснее) добраться до нужного места.

Кондитерская фабрика – краевое управление ФСБ. Оно расположено рядом с настоящей фабрикой «Приморский кондитер».

Набка – Набережная. Излюбленное место для свиданий, пьянок и драк.

Милкис – популярный газированный напиток корейского происхождения в баночках.

Пян-се – местный фаст-фуд корейского происхождения. Сваренное на пару тесто с начинкой из капусты и острого мяса.

Рыба – Дальрыбвтуз.

Штука – городская клиническая больница ╧2, также именуемая «Тысячекоечной».

Сунька – соседний китайский городок Суйфэньхэ.

Тетюхе – старое название Дальнегорска, он же – Даллас.

Третья смена — общее наименование более или менее организованного криминального движения во Владивостоке, зарождение которого относится к 1970-м. Многие из переживших 90-е представителей «третьей смены» благополучно легализовались, став ныне респектабельными бизнесменами и общественными деятелями.

Химка, химарь — наиболее популярный местный курительный наркотик, представляющий собой концентрированное гашишное масло, смешанное с табаком. Готовится из местной южноманьчжурской дикорастущей конопли при помощи ацетона или другой «химии» по оригинальной рецептуре.

Халулаевцы — местные военно-морские супермены, вроде Сталлоне. Халулай — старое название бухты Новый Джигит на острове Русском под Владивостоком, где расположен морской разведывательный пункт специального назначения.