«Времена почище» — Хулиган
Времена почище
Музыкант Илья Лагутенко разочаровывается в Лондоне, фанатеет от группы «Кач» и проявляет чудеса телепатии.
Шестое студийное полотно МТ с традиционно добрым и ласковым названием «Амба» седьмого ноль седьмого две тысячи седьмого самостоятельно перегрызло пуповину и отправилось завоевывать мир. А Илья Лагутенко снова остался в одиночестве – вынашивать следующее и играть людям новые песни, которые уже ему не принадлежат.
Впрочем, лидер МТ, если и испытывал по описанному выше поводу смешанные чувства, то ничем себя не выдавал. Человек с извилистой судьбой, потрясающей улыбкой, неистовый скандальный рокер, гламурный жуир и увлекающийся путешественник, благоухающий ванилью. Недоумевающий, какие мистические силы помогают ему и его коллективу столько лет оставаться, пожалуй, единственным российским рок-составом, избежавшим сползания в нафталиновые сны всенародного безразличия – яростно любимым одними и столь же яростно ненавидимым другими. Love hurts, doesn`t it?
Хулиган: Привет, Илья! Релиз твоей новой пластинки состоялся седьмого июля седьмого месяца седьмого года – получилось такое магическое число, три семерки. Скажи, ты веришь в нумерологию и прочее в том же духе?
Илья Лагутенко: Сразу хочу из уважения к журналу «Хулиган» признаться, что так получилось случайно! Мы начали высчитывать, когда может выйти новая пластинка – нам же нужно планировать гастроли. Вот, предположим, мы ее сейчас записали, потом еще несколько месяцев, пока сделают обложки, все это добро утвердят, напечатают… То есть летом – мы уже наверняка ее выпустим, весной – ну, это придется очень постараться, напрячься, быть в спешке, а в спешке наверняка чего-то не получится. Так что выход альбома, что называется, с чувством, с толком, с расстановкой – выпадал на лето. Тогда мы подумали: ага, лето, хорошо бы приурочить к какой-нибудь дате. Дат, значимых для нашей группы, было несколько, из них мы выбрали одну – день рождения моей мамы, оно как раз седьмого июля. И только после этого всего я уже обратил внимание на это «семь-семь-семь»…
Х: Six-six-six – the number of the beast, семь-семь-семь – the number of портвейн!
ИЛ: Точно! (Смеется). Можно много и бестолково говорить о магии цифр и прочей ерунде. С другой стороны, мы понимали, что, как про двухтысячный год в свое время много говорили, так и вокруг этой даты будет ажиотаж, очень много бесполезной информации. Но вот такая игра состоялась, и цифры очень хорошо уложились в эту концепцию – три семерки как противопоставление трем шестеркам.
Х: То есть вы все-таки за Светлую сторону Силы?
ИЛ: Я даже больше скажу. Я недавно давал интервью одному немецкому журналу, и они все допытывались, как мысли о положении в сегодняшнем мире мы пытаемся донести до своих поклонников. Я долго пытался им объяснить, что это вам надо переводить все построчно, а наши слушатели трактуют каждый по-своему, но потом понял, что это все бесполезно объяснять немцам. И сказал: вы знаете, наши поклонники телепатически воспринимают все наши послания. И все наши фанаты в Германии, которые даже не знают русского языка – они тоже понимают все телепатически!
Х: Продолжаем разговор о твоей новой пластинке с интересным названием «Амба». Так получилось, что в русском языке ближайшими синонимами слова «амба» являются такие радостные понятия, как «кранты» или даже «п**дец». Другими словами, нечто малоприятное для здоровья и бодрости духа. Это как-то связано с тем, что на промо-постерах «Мумий Тролль» изображен с тигриными головами?
ИЛ: Для меня, как для жителя Приморья, слово «амба», в первую очередь, означает «тигр». Это слово из языка древней народности удэге, для которых тигр был и опасностью, и их божеством. Я это слово помню с глубокого детства по фильму «Дерсу Узала», оно запало в голову и через двадцать лет как-то так вот материализовалось – я подумал: а ведь какое хорошее название-то! Потом мы с несколькими людьми обсуждали вопрос, какие ассоциации этот термин вызывает. И действительно, если для меня это слово означает «тигр», то, вот, например, когда с Мишей Козыревым мы беседовали, он сказал: «А у нас в Екатеринбурге это означает исключительно „кабздец“…»
Х: И не только в Екатеринбурге…
ИЛ: Мы залезли еще дальше и обнаружили, что «амба» – это еще и двойной выигрыш в лото, и что есть еще какие-то индуистские, буддистские символы, связанные с этим словом. А еще где-то в Абиссинии «амба» – это рай на земле. Так что амба может быть всем, чем ты захочешь, и раем на земле, и концом всего на свете. Зависит от того, где ты сам хочешь быть.
Х: Просто-таки бросается в глаза, что, по сравнению с предыдущими работами МТ, «Амба» звучит гораздо тяжелее и массивнее. Вы постепенно уходите от рокапопса в хардроковые измерения?
ИЛ: Можно и так сказать. (загадочно улыбается). Я человек, выросший в восьмидесятых. Это было такое время, когда, с одной стороны, были гениальные команды вроде AC/DC, Aerosmith, второе пришествие Deep Purple, их все боготворили. И одновременно существовала и «новая романтика», и диско-сцена. Но когда выходишь на сцену, – а мы на большой сцене постоянно почти десять лет уже присутствуем, – она начинает диктовать свои законы. И начинаешь постепенно отказываться от каких-то супертехнологий, которые, конечно, дают огромные возможности, но с которыми очень тяжело работать на концертах. Максимальная свобода для песни означает возможность сыграть ее минимальным составом – с барабанами и двумя гитарами, и все. Потому что если раньше мы работали так – придумывали, как бы записать песню, а потом думали, как бы это теперь на концерте сыграть, то теперь наоборот. Мы сыграли их так, как они есть, и думали, как бы их записать теперь, чтобы они, не дай бог, не изменились.
Х: Кстати, о концертах. Говорят, что на презентации альбома в магазине «Союз» вы играли только первые половины новых песен. Когда и где ваши фэны смогут услышать их вторые половины?
ИЛ: Это же было импровизационное выступление! И при неожиданно большом скоплении людей. Оказалось так, что половины не было видно, не было слышно, в том числе и нам, потому что мы предстали в нашем образе «амб» (смеется). Что касается первого исполнения этой программы в Москве, то это случится двадцать восьмого июля на «Пикнике „Афиши“» в Коломенском, которое, наверное, вместит всех желающих. Стопроцентно гарантируем, что все все теперь и увидят, и услышат, даже с самых дальних полей.
Х: Илья, для многих из нас твой образ тесно связан с Великобританией, с Лондоном – ты часто там бываешь, записал там множество своих хитов. Ты мог бы рассказать о том, что сейчас там творится по части музыки и клубной жизни? Происходит там движуха какая-нибудь или нет?
ИЛ: Я действительно много путешествую, моя семья одно время пребывала в Англии, и я с ними. Это короткие впечатления, но впечатления, наверное, самые правдивые. Ты попадаешь сразу в центр циклона, в кипучую жизнь, поэтому о Лондоне, Лос-Анжелесе или Кейптауне я могу рассказать больше, чем о жизни в Москве. Но мне за последнее время кажется, что ось музыкальной жизни переместилась из Британии в Северную Америку, в Канаду. Американская рок-сцена сейчас по определению более интересна, есть масса новых групп, которые имеют в мире довольно увесистый успех. Вроде White Stripes, группы, которые сохраняют дух первоначального рок-н-ролла, но при этом очень современны. Черт его знает, что там происходит по поводу тусовок и клубов. Такое впечатление, что сегодня Москва – это самый клубный и тусовочный город во всем мире. Это не голословное утверждение – все продвинутые люди из того же Лондона, Нью-Йорка сейчас стремятся приехать на летние московские тусы. У нас есть практически все во всех стилях и направлениях, от «Мумий Тролля» до «Аэросмита», я уж не говорю о ди-джеях и электронных проектах. По части представления материала в Москве все в порядке.
Х: А ведь помимо клубных тусовок у тебя есть еще одно увлечение – серфинг, ради которого ты даже в Доминиканскую республику ездил…
ИЛ: Да, и в Калифорнии тут был недавно, и на Африканском побережье. Но я своим друзьям-серферам говорю, что я всегда начинающий. Мой уровень растет очень медленно. То есть если они за год продвигаются далеко, то я то же самое буду учить лет пять. Потому что большую часть жизни мы все-таки поем, а каталкой занимаемся ради развлечения.
Х: И где каталось лучше всего?
ИЛ: Везде нравится. Вот я недавно был в Коста-Рике, там на Тихоокеанском побережье одно из самых замечательных серф-мест, я говорю о чистом серфинге. Отличные места на побережье Южной Африки, но там другая проблема – там очень холодный океан и тебе нужен самый толстый гидрокостюм, чтобы там кататься. Ситуация драматическая – ну очень холодно!
Х: А Ла-Манш переплывать приходилось?
ИЛ: На яхте только переходил, несколько раз. На виндсерфе не приходилось, и даже как-то мысли такой не было. Я в этом смысле не очень радикальный человек, для меня спорт это все-таки больше удовольствие, нежели преодоление себя. Для открытия новых горизонтов мне хватает музыки.
Х: Ты слушаешь серф-музыку? Хотя бы классику, вроде Beach Boys или Дика Дэйла?
ИЛ: Да. Но когда только начинал этим заниматься, больше из-за названия. Покупал сборники, еще на виниле. Для меня Beach Boys – это апогей настроения, каким бы мэйнстримом и попсой его не считали. Они же практически жили там, на этих пляжах! И их песни сложно судить, пока ты не врубишься, как они рождались и через что прошли музыканты. Только когда я побывал в Калифорнии, я отчетливо понял, откуда этот дух, как и через кого он говорил. Чтобы сыграть такую музыку, надо быть калифорнийцем. В хмуром Петербурге можно заниматься только копированием. Мало настроить себя, нужно и окружение свое развернуть в нужную сторону, чтобы это настроение витало вокруг тебя в воздухе!
Х: Когда «Мумий Тролль» стал безумно популярным в России, твой имидж, кажется, несколько опередил время. Тогда тебя многие считали геем, сегодня это называется «метросексуал». Можно ли сказать, что «Мумий Тролль» – это первая российская метросексуальная группа?
ИЛ: Ну, это очередное модное понятие, которое люди пытаются без разбору всем приклеивать. Причем даже не очень понимая, что оно значит на самом-то деле, без изучения темы. Для меня «Мумий Тролль» – это чистый рок-н-ролл во всех своих проявлениях, и в жизни, и в музыке. С глянцевым миром мы встречаемся только тогда, когда он хочет о нас рассказать, но мы не можем контролировать, какие идеи будут соседствовать с нами на другой странице. Нам интересно появляться в разделе «Музыка», а не рассказывать о новинках каких-то косметических фабрик или новых моделях джинсов. Это меня не настолько интересует, чтобы считать себя родоначальником всего этого добра (смеется).
Х: Рок-н-рольщики обычно любят эпатаж и всяческие скандалы…
Илья согласно и с удовольствием кивает.
…и недавно на вручении премий журнала «Fuzz» в Питере вы вместе с рэпером Masterboy из группы «Кач» исполнили песню, в которой нецензурно критиковалась «Фабрика Звезд» и ее продюсер. Отрицание поточного поп-производства – это твоя принципиальная позиция, или у тебя есть личные причины не любить Виктора Дробыша?
ИЛ: Я далек от выяснения того, кто прав, кто виноват. Я изначально больше меломан, чем музыкант. И иногда задаю себе вопрос – что же такого есть сегодня у нас на эстраде, чтобы меня это зацепило? И прихожу к тому, что самое интересное сегодня на русском языке – это андеграундный хип-хоп. Это мир, который мы не видим по телевизору, они сами себе пишут правила, как жить, как играть. Музыку группы «Кач» я услышал по Интернету, и она произвела на меня совершенно сногсшибательное впечатление – мы с этой пластинкой жили несколько месяцев, практически не вынимая ее из плеера, пока я не выучил наизусть все слова и не баптизировал всех друзей в поклонники. И самым простым, с нашей точки зрения, было исполнение их песен на каком-то таком массовом мероприятии, пусть даже не получилось выставить полноценный сет. Мы хотели провести параллели от музыки десятилетней давности, когда начинал «Мумий Тролль», к сегодняшней, чтобы все видели, что мы не живем вчерашними своими заслугами. А что касается текстов – это был такой протест против навязывания нам стандартов. Если тебе не нравится телевизор, не надо сидеть и ныть, как все плохо. Сделай сам, что тебе нравится, исполни, донеси до людей. Да, там такие тексты, там такие персонажи присутствуют – Дробыш, Герман Греф, певица Земфира. Все это сделано, с моей точки зрения, с завидной долей юмора концептуального. И в этом юморе тоже есть настоящий рок-н-ролл.
Х: Раз уж мы заговорили о дуэтах – сейчас в мире есть еще несколько команд, в названии которых присутствует слово «тролль». Например, «Тролль Гнет Ель» или Finntroll, и, что интересно, почти все они играют экстремальный фолк-металл. У тебя не было желания замутить совместный проект? Что-то вроде «Мумий Тролль Гнет Ель» – нормально, да?
ИЛ: Было бы действительно забавно. Еще когда мы писали нашу первую пластинку в Англии, приходили на студию всякие люди и спрашивали – что за название у группы, что оно означает? Мы им объясняли, и все почему-то говорили, что группа с таким названием должна играть альтернативный прог-рок. «Вы бы, наверное, хорошо себя чувствовали в одной обойме с Fugazi, с Minor Threat». Наверное, в этом названии присутствует определенная магия – мумии, тролли… У нас был случай – нам предложили выступить в Дании. Ну и что такого, выступили. И после этого я узнаю, что группе Brainstorm тоже предлагали выступить в этом же клубе, но потом им почему-то отказали. Сказали, что музыка не входит в их концепцию. Оказалось, клуб специализируется на очень жесткой музыке со всего мира. И когда они услышали наше название, «Мумий Тролль», они были убеждены, что мы им подойдем. Мы им высылали наши материалы с концертов, видео, и они пришли к выводу, что мы вполне жесткие и радикальные (улыбается). Так что название вполне способно поменять предубеждения – может, кто-то в нас уже видит фолк-металл!
Х: Как ты относишься к тому, что «Мумий Тролль» оказался в учебнике по истории России? Каково это – попасть в историю?
ИЛ: Первый раз, когда мне об этом сказали, я подумал, что это какая-то глупая шутка. Оказалось, совсем наоборот. Я общался с человеком, ответственным за написание этого учебника, он преподаватель в нашем московском педагогическом университете. Я его спросил: скажите, вам что, принципиально нравится наше творчество? Он ответил – нет, лично мне не очень, но вот когда я писал учебник, я провел среди студентов массу опросов, собирал фактический материал. Это были мнения конкретных людей разных возрастов, живущих в сегодняшнем дне, на тему того, что они сами хотят оставить в истории. Так что, хотите вы этого или нет, мы с вами эту историю написали. Ну что же, это не может не радовать. Что при всей разности того, что сейчас происходит, в истории все равно остаемся мы.
Х: Правда ли, что китайская цензура будет утверждать ваши тексты перед выступлениями в Китае? Как ты считаешь, должно ли государство каким-то образом контролировать то, о чем и как поют со сцены?
ИЛ: Да, действительно. Мы отправляемся туда в сентябре, и подготовка с перепиской год уже почти занимают. Всем ведает их министерство культуры. Мы обязаны были представить им тексты и на русском, и на английском, и на китайском построчный перевод. Я не спрашиваю, зачем им это нужно – я еще застал свою пионерско-комсомольскую юность, поэтому думаю, что свои причины у них на это есть. Это абсолютно не ущемляет мои интересы, мне, наоборот, интересно, смогу ли я сделать так, чтобы они сказали: «Да!» Чтобы мне не тыкали, как группе Rolling Stones, что я не могу петь эту песню и эту. Им, конечно, было обидно – я, дескать, эту песню написал, я ее уже сорок лет играю, я эту музыку сделал, вы меня сюда позвали, а потом еще говорят, что мне петь, а что не петь. А государство должно создавать условия для того, чтобы каждый мог и спеть о том, что его волнует, и чтобы слушатель мог выбрать. Главная проблема и в Китае, и у нас – это то, что очень часто слушатель даже не подозревает о том, что существует что-то, что может быть ему интересно
Х: Окей, спасибо за разговор, и последний наш вопрос. Давай представим, что где-то есть мир твоих песен, в котором живут тигры, медведи, коты, певицы, ранетки, маниаки, инопланетные гости и прочие интересные персонажи. Кого бы ты больше всего хотел встретить, если бы оказался там?
ИЛ: Дай бог самому бы посмотреть на это со стороны! Потому что когда некий мир создаешь, то так занят его созданием, что хочется однажды притормозить, и зайти туда не с черного хода, а из главных ворот, вместе со всеми. Очень хотелось бы быть самим собой, но при этом наслаждаться всем, как это делают наши слушатели. И оценить наконец, что же ты все-таки наделал.
Николай Коршунов