Илья ЛАГУТЕНКО: «Вадима Козина я всегда любил больше, чем Вертинского» — Конкурент (Красноярск)

Илья ЛАГУТЕНКО: «Вадима Козина я всегда любил больше, чем Вертинского»

Он такой же невообразимо невозможный, как и название его мономонархического коллектива – «Мумий Тролль». Монарх в нём, разумеется, он сам – и ныне, и присно, и точно ртуть алоэ. Рокапопс. Ретросекс. (Зри Текст.) И весь этот его рекс-пекс-фексовый синтаксис с непунктуальной пунктуацией, когда из пункта «А» волшебно переместился «нику-да» грохочущий, «гримящий», громомолвленный Грааль в пункт «Ru.da»… Здесь «продолжение обрывается», «предложение следует».
Вечный мальчик, по которому свели с ума свою юность мечтавшие быть вечными девочки.
В его слегка мяукающей манере дышать, говорить и петь – не пошлость домашнего котика, а уникальность дальневосточного леопарда. Но тех в природе апостериори 28 штук. А этот – априори – один. Как экзотический бог Один, предводитель асов.

– Илья, есть у меня такое ощущение, что воспитывали вас явно не в строгости.
– Я благодарен своим родителям, что они всегда снисходительно относились ко всем моим детским увлечениям. Но и сам я был очень ответственный ребёнок. И вот сейчас, воспитывая свою маленькую дочь, начинаю вспоминать: а как же было со мной? И теперь понимаю, что лет до пяти я был очень капризным малым и старался, чтобы всё было по-моему, а не «по их».
– А что вам нужно было тогда?
– Всё и ничего! Вот не знаю, идти нужно было в эту сторону, а не в ту. У меня много каких накапливалось «упряминок». Я не хотел ходить в детский сад. Я сильно-сильно не хотел ходить! Я ненавидел докторов. Когда доктор из поликлиники приходил к нам домой, я мог запереться в шкафу и не выходить из него часами. Я мог истерически орать!
А потом пришло какое-то ко мне просветление, если хотите… И я вдруг понял, что всё, что я «такого» делаю, это неправильно. Что нужно находить какие-то компромиссы со взрослыми. И с тех пор я их вроде бы нахожу. Надеюсь, что и в целом живу в перемирии с окружающей средой.
– И в чём прелести этой «окружающей среды»? В предвкушении окружающего четверга?
– Вы, наверное, и сами по себе замечаете: сначала хочется одного, потом другого. Один раз съездил на курорт, второй раз становится скучнее, а в третий раз уже не поедешь. Потом приходит момент – тянет в лес на охоту. Или послушать тишину…
– …или послушать ваш новый альбом. Кстати, как-то настораживает очень уж простое его название – «8».
– Пришло время, когда я уже наигрался – с двойными, тройными, восьмерными смыслами в словах. Последние лет десять было именно так. А в этот раз показалось, что более чем оригинально для группы «Мумий Тролль» будет назвать альбом вот таким вот серийным номером. Это действительно наш восьмой по счёту альбом. «Почему бы не назвать его „8“?» – подумали мы. И решились. Почти подвиг!
– В чём ещё его специфика? Говорилось что-то о возвращении к старому…
– Это не я говорил, нет. Но мне всегда интересно наблюдать за ходом общественной мысли. А сам я, когда делаю песни и пластинки, действую обычно без какого-то специального плана. Я не обучался быть композитором или поэтом-песенником. Я не заканчивал консерваторий. И не являюсь профессиональным продюсером, который «обязательно знает», ЧТО сегодняшнему моменту нужно. А я честно не знаю, ЧТО сегодняшнему моменту нужно. Гадательная продюсерская коммерческая жилка отсутствует у меня в геноме. Всё, что мы делаем в группе «Мумий Тролль», это такая генеральная линия, которая ничем не отличается от того, что я делал в свои 13 или 14 лет, когда проходили мои первые эксперименты в написании песен. И когда я представлял, что это моя такая увлекательная игра в рок-группу. Так вот, эта игра не закончилась до сих пор. И, видимо, не закончится уже никогда. С другой стороны, я понимаю, что каждый наш альбом кардинально отличается от других – просто потому, что состояние твоё бывает разным, какие-то новые мысли приходят. Не знаю, небеса ли по-другому управляют тобой, или какие-то есть личные музыкальные симпатии, которые тоже не хотелось бы оставлять «за бортом»…
– Выходит, ваше творческое кредо формировалось спонтанно?
– Наверное, изначально множество групп рождалось так: когда ты не можешь достойно скопировать песни другого исполнителя, то начинаешь делать что-то своё, чтобы тебя не обвиняли в том, что ты сделал хуже. Когда-то – да, мы тоже пытались подобрать аккорды песни «Ты можешь ходить, как запущенный сад». Но лучше, чем у «Машины времени», у нас не получилось. В ту же секунду я оставил эту идею и сказал: «Да ну их, эти чужие песни! Будем свои сочинять. Пусть они у нас получаются лучше, чем у кого-либо». Ну вот, до сих пор вроде получается. (Улыбается.)
– Надо бы продолжить тему музыкальных симпатий.
– Сейчас какой – две тысячи девятый у нас год? И труднее, чем когда-либо, рассуждать на данную тему. Ведь грандиозное количество информации вокруг, она всем доступна. И мы вовсе не обязаны полагаться даже на совет продавца в магазине пластинок. Просто выходишь в интернет – и вот у тебя целые мириады исполнителей всех мыслимых музыкальных направлений, вся история музыки. Легко можешь залезть в обратные десятилетия и понять, что ты, оказывается, очень много пропустил из тех же семидесятых, восьмидесятых и даже из девяностых. А в прошлом году сколько всего «группового» родилось и с тобой рядом существует!
И вот уже все начинают оперировать какими-то новыми названиями коллективов, кайфуя из-за того, что почти никому не известны эти герои. Я вас уверяю, что если мы сейчас начнём упражняться в некой эрудированности по поводу групп, у которых, может, по десять-пятнадцать поклонников есть, включая нас с вами, в принципе, получится не ответ на ваш вопрос, правда?
Но, разумеется, есть и явления, которые на меня в каком-то смысле повлияли. Если говорить о восьмидесятых годах, то это, как ни странно, будет то, что сейчас называется прогрессивным роком. Это две группы – «Genesis» и «King Crimson». И в то же самое время я с большим удовольствием до сих пор слушаю «Depeche Mode» и «Duran Duran».
Что касается нашей отечественной сцены, то и здесь, конечно, есть свои музыкальные мэтры, время давно расставило всех по местам. С давних пор уважаю и «Аквариум», и московскую группу «Центр», и «Звуки Му». Я очень жалею, что такого класса артистизма в музыке сейчас почти не встретишь. Хотя и тогда этого было не так много. А говорить о сегодняшнем дне в музыке, я думаю, стоит лет через 15–20.
– А если, наоборот, лет «…дцать» назад отмотать?
– Мне всегда очень нравился Вадим Козин. Не случайно ведь мы его романс на стихи Лебедева-Кумача вместе с Марком Алмондом спели. Это была именно моя идея – чтобы романс Вадима Козина Марк спел вместе со мной. Как раз в то время Алмонд делал свой так называемый «Русский альбом»…
Пластинки Вадима Козина имелись у нас дома – бабушка у меня была большая его поклонница. Она ведь долго в Магадане жила, и мама моя родилась в Магадане. А Вадим Козин находился в Магадане в пожизненной ссылке, там он был невероятно популярен. И какая-то у меня определённая любовь к нему имелась. Козина я всегда любил больше, чем Вертинского.
Если же вообще вспоминать старые добрые песни… «Там вдали за рекой догорали огни» – одна из самых-самых моих любимых.
– Вот вам бы её спеть.
– Да споём как-нибудь!
– Легко?
– Да-да-да, без всяких проблем и сомнений. Просто, знаете, всему своё время и место должно быть. Не так давно мы песню Бутусова спели – «Небо и трава», которую, как я понимаю, даже поклонники «Наутилуса» не особо знают. Слава делал концерт, и как-то в разговоре промелькнуло, что было бы интересно, если я сделал бы каверовую версию песни «Наутилуса». Я сказал, что проще было бы передать мне какой-то список песен, не включая суперпопулярные хиты, которые и так всем известны. В итоге сделали мы «Небо и трава».
– Вот, говорите вы, бабушка и мама жили в Магадане. А папа?
– Из Магадана все наши ещё в шестидесятых годах переехали во Владивосток. Там мама и встретила моего отца. Отец у меня был архитектор московский. Вообще по той линии и дедушка, и отец – все были у меня архитекторами. Весьма серьёзные архитектурные гены во мне наличествуют!
– Надо сказать, очень удачно вас спроектировали…
– Чертежи, по крайней мере, «наверху» утвердили! (Улыбается.) А вообще-то дедушка мой – автор так называемых хрущёвок. Это, собственно, его проект был, сделанный по личной директиве Никиты Хрущёва. Тогда нужно было срочно возвести экономичное жильё для наших советских граждан, чтобы построить коммунизм. Вот, собственно…
А отец мой умер, когда я родился, буквально очень скоро. Погиб он.
– Вы не помните его?
– Нет, конечно, я был очень маленький. И моя мама вернулась из Москвы во Владивосток сразу же, привезя меня, несколькомесячного, обратно. Поэтому, в общем-то, я считаю Владивосток своим родным городом, где хоть и не родился, но вырос и долгое время жил. Всё, с чего я когда-то начинался, связывает меня с Дальним Востоком и с Владивостоком.
– По отчеству вас кто-то уже величает? Это моя куртуазная форма узнать имя вашего отца.
– Игорем его звали. Игорь Лагутенко. Дедушку моего – Виталий Лагутенко звали. Можете погуглить, всё отыщется.
– А вас как чаще называют – Мумий Тролль или Илья?
– Нет, Илья, конечно. Просто Илья.
– Илья, сильно ли изменяет ваш привычный мир так доставший всех кризис?
– В том виде, в котором музыканты издавали своё творчество ещё в прошлом году, – такого, поверьте мне, больше не будет никогда. Но, скорее, даже не из-за экономического кризиса, а благодаря развитию технологий. А кризис ещё и подтолкнёт всё это. Мы уже видим примеры, когда на Западе рушатся многие десятилетиями существовавшие музыкальные корпорации. Какие бы они ни были – плохие или хорошие – у них имелась своя определённая политика. Они поддерживали интересных артистов, которые во многом и выживали благодаря каким-то мейнстримовым интересам. Сейчас все эти компании рушатся, никого нет. А с их исчезновением не будет, наверное, и всех этих миллионных продаж пластинок, которые весь этот механизм стимулировали. Будут лишь какие-то локальные активности, которые пока даже не оформились.
Грядут новые технологии распространения музыки. Если вчера мы покупали её на пластинках, то сейчас будем извлекать её из чего угодно – из телефонов, детских игрушек, из мебели… Пепельницу можно будет завтра купить, начинённую собраниями концертов. Курить запретят наконец-то во всех приличных заведениях, а пепельницы переделают под какой-нибудь музыкальный носитель. Короче, грядёт большая музыкальная конверсия. К счастью, музыка как таковая никуда не денется. Потому что люди не только любят её слушать, они любят её творить. И она обязательно будет кому-то нужна. Послушать звенящую тишину нам всем хочется один раз в жизни. Может, два. Но всегда – чтоб песня нам «строить и жить помогала»! (Смеётся.)
– А сами что-то построите в ближайшее время?
– В США и Канаде вскоре выходит пластинка, версия нашего последнего альбома – «Амба». Здесь заключена игра слов – «Comrade АМБАssa-dor». Это будет наш первый релиз за пределами России. Причём все песни – на русском языке. А то многие спрашивают: «Вы это на английском делаете?» Я говорю: «Нет, на русском». То есть вы эти песни здесь уже слышали. А они там – ещё нет. И насколько они им нужны именно по-русски, время покажет. Но ведь кто-то же должен начать. И поведать о том, что в России существуют не только умудрённые опытом певицы, у которых есть большой репертуар и которые живут вечно. И не только есть у нас замечательные ансамбли народных инструментов, хоры и балет. Оказывается, ещё в России имеется и так называемая рок-музыка. Первые отзывы, которые мы получили, превзошли все наши ожидания. Оказывается, для той стороны Атлантики эта музыка «Мумий Тролля» удивительно свежа. Я таких эпитетов там наслушался! Даже в родной прессе никогда подобных не видел! Насколько эта наша музыка «удивительно свежа», «уникальна», «нова», «стильна» и так далее. Так что, может, глядишь, и войдут американцы во вкус русской музыки. И тогда наконец-то перестанем мы друг другу ныть о том, что у нас никогда не было ничего интересного, а у них там всё… Они ведь, наоборот, считают, что это у них нет ничего толкового. Как говорится в русской поговорке… напомните мне, пожалуйста, её… типа – «В родных пенатах что-то там всегда недосматривают».
– Нет пророка в своём отечестве?
– Да, да, именно так.
– Повлияло ли на ваше творчество рождение дочери? Колыбельные не пишете?
– У нас, оказывается, достаточно колыбельных – в творчестве группы «Мумий Тролль». Моя жена уже сделала целую специальную выборку таких спокойных песен – их у нас очень много оказалось. С последнего альбома «Поспи, рок-н-ролл» – работает просто идеально для детей! (Смеётся.)
– Книжки успеваете читать?
– Да, конечно. Книжек много успеваем читать. Благо чтение в транспорте – развлечение всех путешествующих. В последнее время заинтересовали меня научные труды по психологии и по истории философии. Многие мои знакомые начинают их писать, как оказалось. Думаешь: неужели, неужели по-настоящему философствуют?!
– А фильмы последнего времени…
– Очень понравилась картина «Рейчел выходит замуж», так, по-моему, – «Rachel getting maried». У меня есть приятель, который входит в жюри «Оскара», и у него всегда есть все фильмы ещё до того, как они в широкий прокат выходят. Я у него их беру под честное слово, что копировать не буду, поэтому и имею доступ к сокровищам. «Миллионер из трущоб» – это, я считаю, один из самых гениальных фильмов последнего времени. Зная предыдущую историю режиссёра Дэнни Бойла, плюс как он сделал этот фильм, – он просто звезда в своём деле на сегодня. А вообще любимый мой режиссёр – Дэвид Линч. Я могу все его фильмы смотреть бесконечно, тысячи раз.
– Какой выделите фильм у Линча?
– Наверное, «Шоссе в никуда» и «Малхолланд Драйв». Вот эти. И ещё «Дюна», конечно же.
– Сами-то больше не планируете сниматься?
– Вы знаете, я не люблю сниматься в кино – честно вам признаюсь. Я не хотел бы быть актёром, слишком это тяжёлый хлеб. Ты зависишь от тысячи людей вокруг. При этом необходимо умение перевоплощаться, а это не моё. Мне нравится быть только самим собой. Если у меня появились какие-то мысли, я хочу их задокументировать – и у меня будет результат. В этом случае музыка – это гораздо более благодарная сфера деятельности.
Меня, к примеру, весьма интересует музыка в кино. Многие наши песни включены в фильмы. Бывает, я даже не читал сценария и вообще не представляю, где они будут что-то наше использовать, смотришь кино и смотришь – о, как здорово эта песня здесь подходит! Значит, режиссёр прочувствовал что-то там, совмещая. Особенно мне интересно писать специальную музыку для фильмов, которые обычно называют «некоммерческими», потому что в коммерческом кино есть определённые рамки, которые ты должен соблюдать.
– Зато в коммерческом кино «лучше кормят». Кстати, какие блюда предпочитаете?
– Люблю китайскую кухню. Вот если бы мне поставили такое условие: выбери какую-нибудь одну мировую кухню из всего, что существует, я бы остановился на китайской. Она очень разнообразная, мне никогда не надоедает. Там есть и овощи, и мясо, и рыба, и всякая экзотика. Это всегда быстро готовить, всегда свежее, без долгих варений, жарений, парений. А так вообще я неприхотлив – могу есть что угодно и где угодно.
– Из-за кризиса, говорят, многим людям вообще придётся отказаться от еды. А вам ничего не грозит?
– Вряд ли речь о хлебе насущном, но тем не менее… Когда рушатся целые системы экономических взаимоотношений, то осколки достаются очень многим. Наш коллектив, как ни странно, концертирует – и не в последнюю очередь зависит от тех же цен на авиабилеты. И вот сейчас на несколько месяцев вперёд нам надо планировать наши передвижения. Мы понимаем, что, условно, первого числа выступаем на фестивале в Америке, а третьего уже нужно давать концерт в Петропавловске-Камчатском. Казалось бы, лучше взять и долететь в Петропавловск через Аляску – самый простой выход. Звоним в авиакассы, а там говорят, что компания, которая обслуживает этот маршрут, к сожалению, разорилась. Таким образом, нам нужно возвращаться в Москву и лететь через Атлантику. То есть вместо пяти часов потратить все двадцать четыре.
– Как раз во время кризисной чумы журнал «Финанс» опубликовал список двухсот самых «чумовых» людей России. Понятно, что вы не следили, но как думаете, кто сейчас у нас богач номер один?
– Без понятия. Я даже за музыкальными хит-парадами не слежу. (Смеётся.)
– Ну хоть примерно…
– Да не знаю я – кто! Наверное, какой-нибудь ещё не разорившийся олигарх. Не знаю. Правда. Без понятия…
– Роман Абрамович?
– Не-зна-ю!
– Не виделись никогда с «Мистером Челси»?
– Да виделся, со всеми с ними виделся. Со всеми этими, наверное, тремястами участниками виделся. В первых рядах на наших концертах в то или иное время…
– Не хотели бы сами в этот список попасть? Не как олигарх, а как исполнитель.
– У нас чуть-чуть другой бизнес. (Смеётся.) Я песни сочиняю. За песни столько денег не платят.
– Рассуждаете как восточный мудрец. Или как дальневосточный. Вообще вы внутренне хоть чуть-чуть изменились?
– Я не «чуть-чуть» изменился, я очень сильно изменился. И с возрастом изменился, и со своими желаниями, и с суетой вокруг. Хотя бы потому, что оголтелая, какая-то истеричная популярность случается у человека в лучшем случае один раз. Даже если это группа «Битлз». Теперь уже никто, наверное, не прыскает кипятком от вида Пола Маккартни. Хотя для меня есть люди, которые, может, и тихонечко, но живут в моём сознании очень долго и до сих пор не перестают удивлять. Дэвид Сильвиан, Дэвид Боуи, Каложеро Мориси…
– Внутренне вы изменились, а внешне ни капельки. Или просто в полумраке клуба я не всё вижу.
– Спасибо за комплимент.
– Так в чём причина? Поддерживаете форму?
– Никак и ничего я не поддерживаю.
– Живёте в гармонии с собой?
– Вероятно, да. Ем что хочу. Профессионально спортом не занимаюсь. Не знаю…
– Много спите, наверное?
– Да нет, спать тоже много не приходится со всеми переездами и гастролями.
– А стилист свой есть? Или парикмахер?
– (Смеётся.) Всегда смешно отвечать на эти вопросы. Даже не понимаю, о чём вы говорите.
– Причёска у вас, как правило, экстравагантная.
– Чем же она экстравагантная?
– Видом своим. И вы же не сам её, наверное, укладываете.
– Нет, конечно. Я её поэтому и не укладываю.


– Стиль моей жизни сам по себе всё находит. Я когда разговариваю с парикмахером, говорю: «Только знайте, я никогда не буду брать в руки ни фен, ни любой из ваших порошков, ничего! Мне нужно просто встать и пойти дальше».
– То есть «метросексуал» – не по вашему адресу термин?
– Сейчас, знаете, есть новое словечко, я вычитал. У меня сестра пишет умные статьи в глянцевые журналы. Оказывается, в моде новый термин – ретросексуал.
– Что за чудо ещё? Состарившийся плейбой?
– Нет, не так. На данный момент – самое модное мужское направление.
– Ну, вы-то ретро?
– Ну, в принципе, да. Получается, что я – ретро, да. Это как раз то, о чём я сейчас распространялся. То есть, в принципе, мужчина, который за собой не ухаживает, но при этом находится в прекрасном расположении духа и для которого какие-то мужские интересы, именно чисто мужские интересы, составляют хобби его жизни.
– Вы человек семейный, у вас свои интересы. Но всё-таки, возможно, бываете на знаменитых московских тусовках?
– Я не участник.
– То есть все эти татуированные Тимати и прочие ребята новой волны чужие для вас?
– Это не мои интересы. Дело в том, что у них есть специальная работа такая. Но это не моя работа. Я не являюсь частью их корпорации. У меня нет никаких обязанностей перед их компаниями, перед средствами массовой информации.
– Они, наверное, очень хотели бы заполучить вас в друзья.
– Почему вы так думаете? Там ведь всё условно, они на этом деньги зарабатывают. Есть определённый кодекс правил.
– А к кому из исполнителей вы ни за что не пошли бы на концерт? Даже если вам приплатили бы за «муки».
– Ой, ну вы такие вопросы заворачиваете! С каких-то подпольных списков олигархов началось, а тут ещё и «приплачивать» за что-то! (Смеётся.) Чтобы ответить на этот вопрос, нужно очень хорошо изучить репертуар.
Вот ваш коллега передал мне накануне четыре диска, наверное, с двумя сотнями независимых коллективов. И настоятельно посоветовал мне прослушать. Чем я, видимо, и буду заниматься ближайшие несколько суток.
– Ну, вы прямо такой исполнительный…
– Не, я это к тому, что если бы вы пришли и сказали: «Вот тебе четыре диска исполнителей, выбери, пожалуйста, самое отвратительное. Или того, кого ты здесь ненавидишь». Я, наверное, это сделал бы для вас лично. И, разумеется, не чтобы мне за это приплачивали, а для расширения личного кругозора. Вот!
– Однажды Владимир Познер пригласил вас в качестве свежей головы на свою информационно-аналитическую программу. Не богатой, не красивой, а именно свежей головы.
– На Первый канал приглашал, да. Но сам Познер там не особо решает. Там у них продюсеры, которые определяют, кому ходить по передачам и делать какие-нибудь ремарки. На самом деле все эти передачи смешные. Тему задают одну, к которой ты готовишься, а приходишь – говорят: «Что-то срочно пришлось изменить – и нужно теперь говорить о другом». Поэтому там тоже хватает условностей. К тому же ходить на телевидение и участвовать во всех этих разговорах, обсуждениях – для этого нужно иметь очень много свободного времени и постоянно жить в Москве. Ни того ни другого условия у меня нет.
– Вы больше сейчас где? По-прежнему в Лондоне живёте?
– Нет, я уже давно не бываю в Лондоне. Сын у меня вырос, поступил в университет, так что особой опеки, чтобы его проведывать, сейчас не нужно. Больше ничего меня с Лондоном не связывает, тем более что за последние годы он стал ужасно дорогим городом, чтобы делать там записи. Мы там уже несколько лет не работаем. По экономическим соображениям. А так – путешествуем.
– Ваши любимые точки планеты. Или это многоточие?
– Есть в мире мегаполисы, которые мне очень симпатичны. И если бы довелось, например, жить в Гонконге, то я был бы просто счастливым человеком. Но это если бы я был китайцем! (Смеётся.) Или хотя бы англичанином – до передачи Гонконга Китайской Народной Республике, тогда тоже, наверное, было бы мне там ужасно интересно. Если бы мне когда-нибудь кто-нибудь сказал: «Вы должны построить город. Выбирайте людей, как они будут там жить, какие это будут национальности, культуры, кухни, ландшафты», – я бы создал Гонконг. Но так уж сложилась судьба, что есть у меня иные обязанности и устремления в других концах света. Хотя из всех более-менее больших многонациональных и мультикультурных городов Гонконг – одна из моих любимых точек на свете. Что касается полной противоположности мегаполисам, то есть тех мест, где не то что шума, а вообще никакого фона и отглосков городской жизни не чувствуется, не работают там телевизоры, не плявкают телефоны, – такие места мне тоже необходимы и дороги. Как ни странно, они всё ещё есть даже у нас. Отъедешь на сотню километров от Москвы – и тихо, как в раю. В России проблема есть разве только с тёплыми краями. За лазурным морем обычно приходится куда-то в дальние дали лететь.
– Дочка ваша слушает колыбельные. А сын – студенческие лекции. В каком университете?
– Учится на спортивного менеджера. Хочет стать Гусом Хиддинком, вероятно. Это где-то в Великобритании, городок уж и не помню какой там.
– Значит, у него спортивная жилка?
– Да, Игорь, не в пример мне, очень спортивный молодой человек. Играет за сборную университета по регби.
– Хиддинка вы случайно назвали? Или всё же располагаете определёнными футбольными познаниями?
– Нет, сам я в этих вопросах – ни за что! Это мне сын всё рассказывает про футбол, какие есть команды, какие главные новости. Поэтому, в принципе, разговор могу поддержать, но это только благодаря ему.
– Поэты приоритетные есть?
– Когда-то Бодлера любил читать. Но потом понял, что переводные стихи – это всё ерунда. Поэтому иностранных поэтов если могу читать в оригинале, то читаю. Если не могу, то и не берусь.
– Шарль Бодлер – это «Цветы зла». И почему-то сразу вспомнилась мне политика. Кстати, касалась ли ваша рука избирательной урны?
– Да, я голосовал на последних выборах. Вполне сознательно. Мы были на гастролях, по-моему, в Сан-Франциско. Пошли в консульство, честно. Честно все голосовали. Выбора, в общем-то, особого не было, кроме Медведева.
– А как отнеслись к победе Барака Обамы?
– Думаю, американцы ещё раз подтвердили примером выбора Обамы, что демократия там у них действительно существует. Много говорят в связи с приходом Обамы о временах больших перемен в Америке. Но ему наверняка будет очень сложно – многие там говорят даже о теориях неких конспиративных заговоров. Впрочем, здесь у нас то же самое можно услышать. Так или иначе, я уверен, что на самом деле очень многие вещи зависят не от решений одного конкретного человека.
– Это очень большая игра.
– Да, да. И просчитать в ней все миллионы ходов вряд ли возможно. Поэтому людям в большинстве случаев неизвестно, кто и как в сложившейся ситуации будет действовать. Не знаю, кому как, а вот моему поколению досталось пожить в удивительно интересное время.
– Мне ещё любопытно, как же вы посреди столь удивительного времени не попали в армию?
– Что значит «не попал»?
– Неужели вы были в армии?
– Да-а! Два года в действующей армии. Точнее, в военно-морском флоте.
– Не верю я.
– Как же? Краснознамённый Тихо-океанский флот!
– На флоте же три года…
– Два было тогда. Не ловите меня на лукавстве. Я в морскую авиацию попал. Морская авиация, морская пехота – там служили по два года.
– Фотографии тех лет пересматриваете?
– Да, у меня много чего осталось. До сих пор одни из лучших друзей – это мои армейские ребята. Со многими до сих пор общаюсь. Судьба, как вы понимаете, не шутка. Это ж не просто мы где-то время коротали или учились в одном заведении. Все мы были абсолютно разными людьми. Разными и остались. И мне очень приятно, что мы все поддерживаем взаимоотношения. Мне даже проще других. Я постоянно путешествую по стране, поэтому многих вижу регулярно.
– Раз уж прозвучало слово «судьба»… Есть ли Бог на небе?
– Видимо, да. Может, не на небе. Может, ещё где-то. Я уж не знаю – где. Но что-то такое обязательно существует.
– Почему же обязательно?
– «Почему?» – не знаю, почему. Потому что должно. Я, честно говоря, не поклонник того, что нужно всё объяснить логически. Я не хочу ничего объяснять логически.
– Мистическое в жизни случалось?
– Я не отдаю никогда отчёты всем этим «грандиозным» совпадениям. Часто мне говорят, что «у вас даже в песнях есть предсказания», потом дают выкладки, наши цитаты приводят: «В куполах замигают, как лазеры, стразы. Ты увидишь закат всех империй разом». Ещё что-то из видеоклипа «Ru.Da» приводят, а это ведь 2007-й год, когда кризиса и в помине не было.
Но я думаю, что при желании можно во всём отыскать какие-то «пророческие» вещи, – и к этому очень спокойно отношусь. Если какие-то события приключаются, значит, тому и быть, это уже реальность. И если завтра где-то по дороге из Красноярска в Томск нам вдруг встретятся инопланетяне, это не будет мистикой. И даже если по поезду нашему будут ходить-бродить сиреневые привидения, это не будет мистикой. Это будет нашим настоящим!
– Вы счастливый человек?
– Я хотел бы им быть. Или хотя бы просто назвать себя однажды счастливым человеком. На пути к этому есть определённые преграды. Надеюсь, я их миную.
– Как могла бы прозвучать ваша мечта? Хотя бы без музыки.
– Мечта простая и близкая – это, конечно, поскорее попасть домой к своей семье любимой. А мечта далёкая… Наверное, посмотреть, что же такое там – за самыми дальними-дальними звёздами.

Игорь Рудик

Прислано: Elis